Смотреть больше слов в «Собственном имени в русской поэзии XX века: словаре личных имён»
(Афанасий Афанасьевич, он же Фет) - известный русский поэт-лирик. Родился 23 ноября 1820 года неподалеку от города Мценска, Орловской губернии, в дерев... смотреть
(Афанасий Афанасьевич, он же Фет) - известный русский поэт-лирик. Родился 23 ноября 1820 года неподалеку от города Мценска, Орловской губернии, в дерев... смотреть
Шеншин (Афанасий Афанасьевич, он же Фет) — известный русский поэт-лирик. Родился 23 ноября 1820 года неподалеку от города Мценска, Орловской губернии, ... смотреть
ШЕНШИНЛибо испорченное Шамшин, либо от варианта татарского мужского имени Шамси (из арабского "шамс" - солнце). (Ф) Старинная дворянская фвсмилия ... смотреть
Шеншин — сотр. «Сына Отеч.» (1834)Псевдонимы: Ш. нш. нИсточники:• Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей: ... смотреть
ШЕНШИН - см. ФЕТ
командир л.-гв. Финляндского полка 1822—1825 г., ген.-адъютант 1826 г., ген.-лейт. 1828—1831 г.; р. 17 апр. 1784 г., † 16 мая 1831 г.{Половцов}
Александр Алексеевич (6 (18) XI 1890, Москва - 18 II 1944, там же) - сов. композитор, дирижёр, педагог. По муз.-теоретич. предметам занимался у... смотреть
Шеншин, Афанасий Афанасьевич (23 нояб. 1820, с. Новоселки, Мценск. у. Орлов. губ. — 21 нояб. 1892, М.) — поэт и переводчикПсевдонимы: А. Ф.; Деревенск... смотреть
он же Фет), - известный русский поэт-лирик. Родился 23 ноября 1820 года неподалеку от города Мценска, Орловской губернии, в деревне Новоселках, сыном богатого помещика, ротмистра в отставке, Афанасия Неофитовича Шеншина. Последний женился за границей на лютеранке, но без православного обряда, вследствие чего брак, законный в Германии, был признан незаконным в России; когда же в России был совершен обряд православного венчания, будущий поэт уже проживал под материнской фамилией *Фет* (Foeth), считаясь внебрачным ребенком; только под старость Фет стал хлопотать об узаконении и получил фамилию отца. До 14 лет Ш. жил и учился дома, а затем в городе Верро (Лифляндский губернии), в пансионе Кроммера. В 1837 г. его перевезли в Москву и поместили у М.П. Погодина ; вскоре за тем Ш. поступил в Московский университет, на историко-филологический факультет. Почти все студенческое время Ш. прожил в семье своего товарища по университету, будущего литературного критика Аполлона Григорьева , имевшего влияние на развитие поэтического дара Ш. Уже в 1840 г. появился в Москве первый сборник стихов Ш.: *Лирический пантеон А. Ф.*. Сборник успеха в публике не имел, но обратил на себя внимание журналистики, и с 1842 г. в Погодинском *Москвитянине* нередко помещались стихотворения Фета (сохранившего эту фамилию, в качестве литературного псевдонима, до конца жизни) и А.Д. Галахов внес некоторые из них в первое же издание своей *Хрестоматии*, 1843 г. Наибольшее литературное влияние на Ш., как лирика, оказывал в то время Гейне. Желание дослужиться до дворянства побудило Фета поступить на военную службу. В 1845 г. он был принял в кирасирский полк; в 1853 г. перешел в уланский гвардейский полк; в крымскую кампанию находился в составе войск, охранявших Эстляндское побережье; в 1858 г. вышел в отставку, подобно своему отцу, штаб-ротмистром. Дворянских прав Ш., однако, достигнуть тогда не удалось: необходимый для того ценз повышался по мере того, как Фет повышался по службе. Тем временем росла его поэтическая слава; успех вышедшей в 1850 г. в Москве книги *Стихотворения А. Фета* открыл ему в Петербурге доступ в кружок *Современника*, где он познакомился c Тургеневым и В.П. Боткиным ; с последним он подружился, а первый уже в 1856 г. писал Фету: *Что вы мне пишете о Гейне? - вы выше Гейне!* Позднее Ш. познакомился у Тургенева с Л.Н. Толстым , вернувшимся из Севастополя. Кружок *Современника* общими силами выбрал, проредактировал и красиво напечатал новое собрание *Стихотворений А.А. Фета* (Санкт-Петербург, 1856); в 1863 г. оно было переиздано Солдатенковым в двух томах, причем во 2-й вошли переводы Горация и др. Литературные успехи побудили Ш. оставить военную службу; к тому же он в 1857 г. женился в Париже на Марье Петровне Боткиной и, чувствуя в себе практическую жилку, решил посвятить себя, как Гораций, сельскому хозяйству. В 1860 г. он купил хутор Степановку с 200 десятин земли, в Мценском уезде, и энергично принялся хозяйничать, живя там безвыездно и лишь зимой наезжая ненадолго в Москву. В течение десяти с лишком лет (1867 - 1877) Ш. был мировым судьей и писал в это время в *Русском Вестнике* журнальные статьи о сельских порядках (*Из деревни*), где выказал себя столь убежденным и цепким русским *аграрием*, что вскоре получил от народнической печати кличку *крепостника*. Хозяином Ш. оказался превосходным, в 1877 г. бросил Степановку и купил за 105 000 рублей имение Воробьевку в Щигровском уезде, Курской губернии, близ Коренной Пустыни; под конец жизни состояние Ш. дошло до величины, которую можно назвать богатством. В 1873 г. за Фетом была утверждена фамилия Ш. со всеми связанными с нею правами. В 1881 г. Ш. купил в Москве дом и стал приезжать в Воробьевку на весну и лето уже дачником, сдав хозяйство управляющему. В это время довольства и почета Ш. с новой энергией принялся за поэзию оригинальную и переводную, и за мемуары. Он издал в Москве: четыре сборника лирических стихотворений *Вечерние огни* (1883, 1885, 1888, 1891) и переводы Горация (1883), Ювенала (1885), Катулла (1886), Тибулла (1886), Овидия (1887), Виргилия (1888), Проперция (1889), Персия (1889) и Марциала (1891); перевод обеих частей *Фауста* Гете (1882 и 1888); написал мемуары *Ранние годы моей жизни, до 1848 г.* (издание уже посмертное, 1893) и *Мои воспоминания, 1848 - 1889 г.* (в двух томах, 1890); перевод сочинений А. Шопенгауэра: 1) о четвертом корне закона достаточного основания и 2) о воле в природе (1886) и *Мир, как воля и представление* (2-е издание - 1888 г.). 28 и 29 января 1889 г. торжественно отпразднован в Москве юбилей 50-летней литературной деятельности Фета; вскоре после того ему было Высочайше пожаловано звание камергера. Скончался Ш. 21 ноября 1892 г. в Москве, не дожив двух дней до 72 лет; похоронен в родовом имении Шеншиных селе Клейменове, в Мценском уезде, в 25 верстах от Орла. Посмертные издания его оригинальных стихотворений: в двух томах - 1894 г. (*Лирические стихотворения А. Фета*, Санкт-Петербург, с биографией, написанной К. Р. и под редакцией К. Р. и Н.Н. Страхова ) и в трех томах - 1901 г. (*Полное собрание стихотворений*, Санкт-Петербург, под редакцией Б.В. Никольского ). Как личность, Ш. представляет собой своеобразный продукт русской помещичьей и дворянской дореформенной среды; в 1862 г., Тургенев называет Ш., в письме к нему, *закоренелым и остервенелым крепостником и поручиком старинного закала*. К своему узаконению он относился с болезненным самолюбием, вызывавшим насмешку того же Тургенева, в письме к Ш. 1874 г. *как Фет, вы имели имя; как Шеншин, вы имеете только фамилию*. Другие отличительные черты его характера - крайний индивидуализм и ревнивое отстаивание своей самостоятельности от посторонних влияний; так, например, путешествуя по Италии, он завешивал окна, чтобы не смотреть на тот вид, любоваться которым приглашала его сестра, а в России он убежал однажды от жены, из концерта Бозио, вообразив, что его *обязывают* восхищаться музыкой! В пределах семьи и дружеского кружка Ш. отличался мягкостью и добротой, о которых неоднократно, с большой и искренней похвалой, отзываются в письмах к Ш. Тургенев, Л. Толстой, В. Боткин и др. Индивидуализмом объясняется и практичность Ш., и его ярая борьба с потравами и покосами, о которой он наивно докладывал публике в своих журнальных статьях *Из деревни*, в ущерб собственной своей репутации. Этим же обуславливается равнодушие, какое обнаруживает Ш. в своих *воспоминаниях* к великим политическим *вопросам*, волновавшим его современников. О событии 19 февраля 1861 г. Ш. говорит, что оно не возбудило в нем ничего, *кроме детского любопытства*. Впервые услыхав чтение *Обломова*, Ш. заснул от скуки; он скучал за *Отцами и детьми* Тургенева, а роман *Что делать* привел его в ужас, и он написал полемическую статью в *Русский Вестник* Каткова , но столь резкую, что даже Катков не решился ее напечатать. По поводу знакомства Тургенева с опальным Шевченком , Ш. отметил в своих *воспоминаниях*: недаром *приходилось слышать, что Тургенев n'etait pas un enfant de bonne maison*! Шеншин не возвышался даже до понимания литературно-сословных интересов; суждения Ш. об обществе *Литературный фонд*, по отзыву Тургенева (в 1872 г.), *говоря без прикрас, возмутительны*; *было бы великим счастьем, если бы действительно вы были самым бедным русским литератором*! - прибавляет Тургенев. В 1870-х годах в переписке Тургенева и Ш. встречается все больше и больше резкостей (*вы нанюхались Катковского прелого духа!*, писал в 1872 г. Тургенев) и разница в политических убеждениях, наконец, повела к разрыву, о котором больше всего скорбел сам Фет. В 1878 г. Тургенев возобновил переписку с Ш. и с грустной иронией пояснил ему: *старость, приближая нас к окончательному упрощению, упрощает все жизненные отношения; охотно пожимаю протянутую вами руку*... Говоря в своих *воспоминаниях* о своей деятельности, как мирового судьи, поэт выражает полное презрение к законам вообще и к законам о подсудности в частности. Как поэт, Фет значительно возвышается над Ш. - человеком. Кажется, будто самые недостатки человека превращаются в достоинства поэта: индивидуализм способствует самоуглублению и самонаблюдению, без которых немыслим именно лирик, а практицизм, неразлучный с материализмом, предполагает наличность той чувственной любви к бытию, без которой невозможна яркая образность, столь ценная в оригинальной лирике Ш. и в переводной его поэтике (в переводах Горация и других античных классиков). Главная литературная заслуга Ш. - в оригинальной его лирике. Ш. никогда не забывает правила Вольтера *le secret d'ennyer c'est celui de tout dire* и той *надписи* (tabula votiva) Шиллера *Художник*, которая (в переводе Минского) гласит: *Мастера прочих искусств по тому, что он высказал, судят; мастер лишь слога блестит знаньем, о чем умолчать*. Ш. рассчитывает всегда на вдумчивого читателя и помнит мудрое правило Аристотеля, что в наслаждении красотой есть элемент наслаждения мышлением. Лучшим его стихотворениям всегда присущ лаконизм. Пример - следующее восьмистишие из *Вечерних огней*: *Не смейся, не дивися мне в недоуменье детски-грубом, что перед этим дряхлым дубом я вновь стою по старине. Немного листьев на челе больного старца уцелели; но вновь с весной прилетели и жмутся горлинки в дупле*. Тут поэт не договаривает того, что сам он подобен дряхлому дубу, жизнерадостные мечты в его сердце - горлинкам в дупле; читатель должен сам догадаться об этом - и читатель догадывается легко и с удовольствием, так как стилистический лаконизм Фета тесно связан с поэтическим символизмом, т. е. с красноречивым языком образов и картинных параллелей. Второе достоинство Фета как лирика, тесно связанное с его символизмом, это - его аллегоризм, т. е. умение, точно обозначив в заглавии предмет песнопения, подбирать к нему удачные поэтические сравнения, оживляющие интерес к прозаическому явлению; примеры - стихотворения *На железной дороге* (сравнение железнодорожного поезда с *огненным змеем*) и *Пароход* (сравнение парохода с *злым дельфином*). Третья добродетель великого лирика - умение небрежно набрасывать слова, картины и образы, не связывая их стилистически, в полной уверенности, что внутренняя связь даст в результате то, что называется настроением; общеизвестные примеры: *шепот... робкое дыханье... трели соловья*... и т. д. и *чудная картина, как ты мне родна: белая равнина... полная луна*... и т. д. Такие стихотворения особенно удобны для музыки, а именно для романса. Неудивительно, что, с одной стороны, Фет целый разряд своих стихотворений обозначил словом *мелодии*, а с другой стороны, многие стихотворения Фета иллюстрированы музыкой композиторами русскими (*Тихая звездная ночь*, *На заре ты ее не буди*, *Не отходи от меня*, *Я тебе ничего не скажу*, музыка Чайковского, и т. д.) и иностранными (та же *Тихая звездная ночь*, *Шепот, робкое дыханье* и *Я долго стоял неподвижно*, музыка госпожи Виардо). Четвертое положительное качество лирики Фета - его версификация, ритмически разнообразная, благодаря разнообразию в числе стоп одного и того же размера (пример: *Тихо вечер догорает* - 4-стопный ямб, *Горы золотые* - 3-стопный и т. д., в том же порядке) и с удачными попытками новаторства в комбинации двухсложных размеров с трехсложными, например, ямба с амфибрахием, что давно уже практикуется в немецком стихосложении, теоретически допускалось у нас на Руси уже Ломоносовым, но в русском стихосложении до Фета встречалась очень редко (пример из *Вечерних огней*, 1891 г.: *Давно в любви отрады мало* - 4-стопный ямб - *без отзыва вздохи, без радости слезы* - 4-стопный амфибрахий и т. д. в том же порядке). Все названные достоинства присущи всей вообще области Фетовской оригинальной лирике, независимо от ее содержания. Иногда, однако, Фет теряет чувство меры и, обходя Сциллу чрезмерной ясности и прозаичности, попадает в Харибду чрезмерной темноты и поэтической напыщенности, игнорируя завет Тургенева относительно того, что *недоумение - враг эстетического наслаждения*, и забывая, что в словах Шиллера о мудром умалчивании надо подчеркивать слово *мудрое* и что Аристотелевское *наслаждение мышлением* исключает головоломную работу над стихами-шарадами и стихами-ребусами. Например, когда в *Вечерних огнях* Фет, воспевая красавицу, пишет: *Налету весенних порывов подвластный, дохнул я струей и чистой и страстной у пленного ангела с веющих крыл*, то невольно вспоминаются слова Тургенева в письме в Фету 1858 г.: *Эдип, разрешивший загадку Сфинкса, завыл бы от ужаса и побежал бы прочь от этих двух хаотически-мутно-непостижимых стихов*. Об этих неясностях Фетовского стиля следует упомянуть уже потому, что им подражают русские декаденты. По содержанию своему, оригинальная поэтика Ш. может быть подразделена на лирику настроений: 1) любовных, 2) природных, 3) философских и 4) социальных. Как певец женщины и любви к ней, Фет может быть назван славянским Гейне; это Гейне незлобивый, без социальной иронии и без мировой скорби, но столь же тонкий и нервный, и даже еще более нежный. Если Фет часто говорит в своих стихах о *благоуханном круге*, окружающим женщину, то и его любовная лирика - тесная область благоуханий, идеалистической красоты. Трудно вообразить себе более рыцарственно-нежное поклонение перед женщиной, чем в стихах у Фета. Когда он говорит усталой красавице (в стихотворении: *На двойном стекле узоры*): *Ты хитрила, ты скрывала, ты была умна: ты давно не отдыхала, ты утомлена. Полон нежного волненья, сладостной мечты, буду ждать успокоенья чистой красоты*; когда он, видя влюбленную чету, чувства которой не поддаются выражению, с живейшим волнением восклицает (в стихотворении *Она - ему образ мгновенный*, 1892): *Да кто это знает, да кто это выскажет им?*; когда трубадур поет с бодрым весельем утреннюю серенаду: *Я пришел к тебе с приветом* и с тихой нежностью вечернюю серенаду *Тихо вечер догорает*; когда он с истеричностью страстно влюбленного заявляет своей возлюбленной (в стихотворении *О, не зови!*), что ей не надо звать его словами: *И не зови - но песню наудачу любви запой; на первый звук я, как дитя, заплачу, и - за тобой!*; когда он зажигает перед женщиной свои *вечерние огни* *коленопреклонный и красотой умиленный* (стихотворение 1883 г. *Полонянскому*); когда он же (в стихотворении *Если радует утро тебя*) просит деву: *подари эту розу поэту* и обещает ей в обмен вечно-душистые стихи, *стихе умиленном найдешь эту вечно-душистую розу*, - возможно ли тогда не восхищаться этой любовной лирикой, и не готова ли повторить, читая Фета, благодарная русская женщина восклицание Евы в *Нюрнбергских мейстерзингерах* Рихарда Вагнера, увенчивающей лаврами своего трубадура, Вальтера: *Никто, кроме тебя, не может домогаться любви с таким обаянием!* (*Keiner, wie du, so suss zu werben mag!*). Удачных любовно-лирических стихотворений у Ш. очень много; их можно считать чуть ли не десятками. Большой знаток и ценитель природы вообще и русской в особенности, Фет создал целый ряд шедевров и в сфере лирики природных настроений; эту лирику следует искать у него под рубриками *Весна. Лето. Осень. Снега. Море*. Кому не известны по хрестоматиям стихотворения *Печальная берега у моего окна*, *Теплый ветер тихо веет, жизнью свежей дышит степь*, *На Днепре в половодье* (*Светало. Ветер гнул упругое стекло*)? А сколько еще у Фета стихотворений менее известных, но подобных же и не худших! Природу он любит во всей ее совокупности, не только пейзаж, но и царство растительное, и животное во всех деталях; поэтому у него так хороши стихотворения *Первый ландыш*, *Кукушка* (1886) и *Рыбка* (*Тепло на солнышке*, известна по хрестоматиям). Разнообразие природных настроений у Фета поразительно; ему одинаково удаются и осенние картинки (например *Хандра*, с заключительными ее стихами: *Над дымящимся стаканом остывающего чаю, слава Богу! понемногу, будто вечер, засыпаю*.) и весенняя (например, *Весна на дворе*, с оптимистическим заключением: *В эфире песнь дрожит и тает, на глыбе зеленеет рожь - и голос нежный напевает: еще весну переживешь!*). В области этого рода лирики Фет стоит наравне с Тютчевым , этим русским пантеистом или, точнее, панпсихистом, одухотворяющим природу. Заметно ниже Тютчева Фет в своих лирических стихотворениях, посвященных философским созерцаниям; но искренно религиозный поэт, писавший свои *воспоминания* с целью проследить в своей жизни *перст Божий*, в *Вечерних огнях* дал несколько прекрасных образцов отвлеченной философски-религиозной лирики. Таковы стихотворения *На корабле* (1857), *Кому венец: богине ль красоты* (1865), *Не тем Господь могуч, непостижим* (1879), *Когда Божественный бежал людских речей* (1883), *Я потрясен, когда кругом* (1885) и т. д. Характерно для поэтики Фета следующее различие между ним и Лермонтовым : в стихотворении *На воздушном океане* (в *Демоне*) Лермонтов воспевает байроническое бесстрастие небесных светил, в стихотворении *Молятся звезды* (в *Вечерних огнях*) Фет воспевает кроткое и христиански-религиозное сострадание звезд к людям (*Слезы в алмазном трепещут их взоре, - все же безмолвно горят их молитвы*); у Лермонтова есть мировая скорбь, у Фета - лишь мировая любовь. Эта мировая любовь Фета, однако, не глубока, ибо она не в силах объять человечество и современно Ш. русское общество, волновавшееся в 1860-е годы широкими, до известной степени общечеловеческими вопросами. Социальная лирика Фета очень слаба. Вместе с Майковым и Полонским он решил вовсе игнорировать гражданскую поэзию, провозглашая ее парией среди других родов лирики. Поминалось всуе имя Пушкина ; проповедовалась теория *искусства для искусства*, совершенно произвольная, отождествлявшая с *искусством для искусства* искусство без социальной тенденции, без социального содержания и значения. Фет разделил это печальное заблуждение: *Вечерние огни* оказались снабженными совершенно непоэтическими предисловиями на темы об *искусстве для искусства*, а в *Стихотворениях на случай* зазвучали резкие отголоски Катковских передовиц. В стихотворении *К памятнику Пушкина* (1880) Ш., например, так характеризует современное ему русское общество: *Торжище... где - гам и теснота, где здравый русский смысл примолк, как сирота, всех громогласней - там, убийца и безбожник, кому печной горшок - всех помыслов предел!*. В стихотворении *Перепел* (1885) Ш. хвалит *умную* литературную *синичку*, которая *тихо и умно сжилась с *железной клеткой*, тогда как *перепел* от *железных игол* себе *только лысину напрыгал*! Особое, не очень значительное место в литературной деятельности Ш. занимают его многочисленные переводы. Они отличаются дословностью, но слог их значительно напряженнее, искусственнее и не правильнее, чем в оригинальной лирике Фета. Ш. упустил из виду основной прием лучшего из русских стихотворных переводчиков, Жуковского : переводить мысль, а не выражение подлинника, заменяя эти выражения равносильными, но составленными в духе русского языка; Жуковский этим приемом достигал легкости и грации своего переводного стиха, почти не нуждавшегося в комментариях, которыми Фет слишком уж обильно уснащает свои переводы античных классиков. Тем не менее это все-таки лучшие стихотворные переводы из всех других, имеющихся на русском литературном рынке и посвященных истолкованию тех же авторов. Особенно известны Фетовские переводы Горация, которого Ш. переводил видимо con amore, смакуя эпикурейскую поэзию античного лирика-помещика и мысленно проводя параллели между идиллическим благодушечаньем Горация и собственным деревенским житьем-бытьем. Обладая отличным знанием немецкого языка, Ш. очень успешно перевел Шопенгауэра и *Фауста* Гете. В итоге, лучшая часть оригинальной лирики Фета обеспечивает за ним весьма видное место не только в русской, но и в западноевропейской поэзии XIX века. Лучшие статьи о Фете: В.П. Боткина (1857), Владимира Соловьева (*Русское Обозрение*, 1890, № 12) и Р. Дистерло (в том же журнале). Всеволод Чешихин. См. также статьи: Айхенвальд Юлий Исаевич ; Аронсон Наум Львович ; Арсеньев Константин Константинович ; Ашарин Андрей Александрович ; Виардо Полина (Viardot-Garcia) ; Гербель Николай Васильевич ; Жулев Гавриил Николаевич ; Коневской Иван (псевдоним Ивана Ивановича Ореуса) ; Константин Константинович (великий князь) ; Крюков Дмитрий Львович ; Лишин Григорий Андреевич ; Олсуфьев Алексей Васильевич ; Прутков Козьма Петрович ; Россия, разд. Русская литература (1848 - 1855) ; Соловьев Владимир Сергеевич ; Срезневский Иван Евсеевич ; Страхов Николай Николаевич (писатель I) ; Толстой Лев Николаевич ; Тургенев Иван Сергеевич ; Шеншины .... смотреть
Шеншин (Афанасий Афанасьевич, он же Фет), - известный русский поэт-лирик. Родился 23 ноября 1820 года неподалеку от города Мценска, Орловской губернии, в деревне Новоселках, сыном богатого помещика, ротмистра в отставке, Афанасия Неофитовича Шеншина. Последний женился за границей на лютеранке, но без православного обряда, вследствие чего брак, законный в Германии, был признан незаконным в России; когда же в России был совершен обряд православного венчания, будущий поэт уже проживал под материнской фамилией "Фет" (Foeth), считаясь внебрачным ребенком; только под старость Фет стал хлопотать об узаконении и получил фамилию отца. До 14 лет Ш. жил и учился дома, а затем в городе Верро (Лифляндский губернии), в пансионе Кроммера. В 1837 г. его перевезли в Москву и поместили у М.П. Погодина ; вскоре за тем Ш. поступил в Московский университет, на историко-филологический факультет. Почти все студенческое время Ш. прожил в семье своего товарища по университету, будущего литературного критика Аполлона Григорьева , имевшего влияние на развитие поэтического дара Ш. Уже в 1840 г. появился в Москве первый сборник стихов Ш.: "Лирический пантеон А. Ф.". Сборник успеха в публике не имел, но обратил на себя внимание журналистики, и с 1842 г. в Погодинском "Москвитянине" нередко помещались стихотворения Фета (сохранившего эту фамилию, в качестве литературного псевдонима, до конца жизни) и А.Д. Галахов внес некоторые из них в первое же издание своей "Хрестоматии", 1843 г. Наибольшее литературное влияние на Ш., как лирика, оказывал в то время Гейне. Желание дослужиться до дворянства побудило Фета поступить на военную службу. В 1845 г. он был принял в кирасирский полк; в 1853 г. перешел в уланский гвардейский полк; в крымскую кампанию находился в составе войск, охранявших Эстляндское побережье; в 1858 г. вышел в отставку, подобно своему отцу, штаб-ротмистром. Дворянских прав Ш., однако, достигнуть тогда не удалось: необходимый для того ценз повышался по мере того, как Фет повышался по службе. Тем временем росла его поэтическая слава; успех вышедшей в 1850 г.в Москве книги "Стихотворения А. Фета" открыл ему в Петербурге доступ в кружок "Современника", где он познакомился c Тургеневым и В.П. Боткиным ; с последним он подружился, а первый уже в 1856 г. писал Фету: "Что вы мне пишете о Гейне? - вы выше Гейне!" Позднее Ш. познакомился у Тургенева с Л.Н. Толстым , вернувшимся из Севастополя. Кружок "Современника" общими силами выбрал, проредактировал и красиво напечатал новое собрание "Стихотворений А.А. Фета" (Санкт-Петербург, 1856); в 1863 г. оно было переиздано Солдатенковым в двух томах, причем во 2-й вошли переводы Горация и др. Литературные успехи побудили Ш. оставить военную службу; к тому же он в 1857 г. женился в Париже на Марье Петровне Боткиной и, чувствуя в себе практическую жилку, решил посвятить себя, как Гораций, сельскому хозяйству. В 1860 г. он купил хутор Степановку с 200 десятин земли, в Мценском уезде, и энергично принялся хозяйничать, живя там безвыездно и лишь зимой наезжая ненадолго в Москву. В течение десяти с лишком лет (1867 - 1877) Ш. был мировым судьей и писал в это время в "Русском Вестнике" журнальные статьи о сельских порядках ("Из деревни"), где выказал себя столь убежденным и цепким русским "аграрием", что вскоре получил от народнической печати кличку "крепостника". Хозяином Ш. оказался превосходным, в 1877 г. бросил Степановку и купил за 105 000 рублей имение Воробьевку в Щигровском уезде, Курской губернии, близ Коренной Пустыни; под конец жизни состояние Ш. дошло до величины, которую можно назвать богатством. В 1873 г. за Фетом была утверждена фамилия Ш. со всеми связанными с нею правами. В 1881 г. Ш. купил в Москве дом и стал приезжать в Воробьевку на весну и лето уже дачником, сдав хозяйство управляющему. В это время довольства и почета Ш. с новой энергией принялся за поэзию оригинальную и переводную, и за мемуары. Он издал в Москве: четыре сборника лирических стихотворений "Вечерние огни" (1883, 1885, 1888, 1891) и переводы Горация (1883), Ювенала (1885), Катулла (1886), Тибулла (1886), Овидия (1887), Виргилия (1888), Проперция (1889), Персия (1889) и Марциала (1891); перевод обеих частей "Фауста" Гете (1882 и 1888); написал мемуары "Ранние годы моей жизни, до 1848 г." (издание уже посмертное, 1893) и "Мои воспоминания, 1848 - 1889 г." (в двух томах, 1890); перевод сочинений А. Шопенгауэра: 1) о четвертом корне закона достаточного основания и 2) о воле в природе (1886) и "Мир, как воля и представление" (2-е издание - 1888 г.). 28 и 29 января 1889 г. торжественно отпразднован в Москве юбилей 50-летней литературной деятельности Фета; вскоре после того ему было Высочайше пожаловано звание камергера. Скончался Ш. 21 ноября 1892 г. в Москве, не дожив двух дней до 72 лет; похоронен в родовом имении Шеншиных селе Клейменове, в Мценском уезде, в 25 верстах от Орла. Посмертные издания его оригинальных стихотворений: в двух томах - 1894 г. ("Лирические стихотворения А. Фета", Санкт-Петербург, с биографией, написанной К. Р. и под редакцией К. Р. и Н.Н. Страхова ) и в трех томах - 1901 г. ("Полное собрание стихотворений", Санкт-Петербург, под редакцией Б.В. Никольского ). Как личность, Ш. представляет собой своеобразный продукт русской помещичьей и дворянской дореформенной среды; в 1862 г., Тургенев называет Ш., в письме к нему, "закоренелым и остервенелым крепостником и поручиком старинного закала". К своему узаконению он относился с болезненным самолюбием, вызывавшим насмешку того же Тургенева, в письме к Ш. 1874 г. "как Фет, вы имели имя; как Шеншин, вы имеете только фамилию". Другие отличительные черты его характера - крайний индивидуализм и ревнивое отстаивание своей самостоятельности от посторонних влияний; так, например, путешествуя по Италии, он завешивал окна, чтобы не смотреть на тот вид, любоваться которым приглашала его сестра, а в России он убежал однажды от жены, из концерта Бозио, вообразив, что его "обязывают" восхищаться музыкой! В пределах семьи и дружеского кружка Ш. отличался мягкостью и добротой, о которых неоднократно, с большой и искренней похвалой, отзываются в письмах к Ш. Тургенев, Л. Толстой, В. Боткин и др. Индивидуализмом объясняется и практичность Ш., и его ярая борьба с потравами и покосами, о которой он наивно докладывал публике в своих журнальных статьях "Из деревни", в ущерб собственной своей репутации. Этим же обуславливается равнодушие, какое обнаруживает Ш. в своих "воспоминаниях" к великим политическим "вопросам", волновавшим его современников. О событии 19 февраля 1861 г. Ш. говорит, что оно не возбудило в нем ничего, "кроме детского любопытства". Впервые услыхав чтение "Обломова", Ш. заснул от скуки; он скучал за "Отцами и детьми" Тургенева, а роман "Что делать" привел его в ужас, и он написал полемическую статью в "Русский Вестник" Каткова , но столь резкую, что даже Катков не решился ее напечатать. По поводу знакомства Тургенева с опальным Шевченком , Ш. отметил в своих "воспоминаниях": недаром "приходилось слышать, что Тургенев n'etait pas un enfant de bonne maison"! Шеншин не возвышался даже до понимания литературно-сословных интересов; суждения Ш. об обществе "Литературный фонд", по отзыву Тургенева (в 1872 г.), "говоря без прикрас, возмутительны"; "было бы великим счастьем, если бы действительно вы были самым бедным русским литератором"! - прибавляет Тургенев. В 1870-х годах в переписке Тургенева и Ш. встречается все больше и больше резкостей ("вы нанюхались Катковского прелого духа!", писал в 1872 г. Тургенев) и разница в политических убеждениях, наконец, повела к разрыву, о котором больше всего скорбел сам Фет. В 1878 г. Тургенев возобновил переписку с Ш. и с грустной иронией пояснил ему: "старость, приближая нас к окончательному упрощению, упрощает все жизненные отношения; охотно пожимаю протянутую вами руку"... Говоря в своих "воспоминаниях" о своей деятельности, как мирового судьи, поэт выражает полное презрение к законам вообще и к законам о подсудности в частности. Как поэт, Фет значительно возвышается над Ш. - человеком. Кажется, будто самые недостатки человека превращаются в достоинства поэта: индивидуализм способствует самоуглублению и самонаблюдению, без которых немыслим именно лирик, а практицизм, неразлучный с материализмом, предполагает наличность той чувственной любви к бытию, без которой невозможна яркая образность, столь ценная в оригинальной лирике Ш. и в переводной его поэтике (в переводах Горация и других античных классиков). Главная литературная заслуга Ш. - в оригинальной его лирике. Ш. никогда не забывает правила Вольтера "le secret d'ennyer c'est celui de tout dire" и той "надписи" (tabula votiva) Шиллера "Художник", которая (в переводе Минского) гласит: "Мастера прочих искусств по тому, что он высказал, судят; мастер лишь слога блестит знаньем, о чем умолчать". Ш. рассчитывает всегда на вдумчивого читателя и помнит мудрое правило Аристотеля, что в наслаждении красотой есть элемент наслаждения мышлением. Лучшим его стихотворениям всегда присущ лаконизм. Пример - следующее восьмистишие из "Вечерних огней": "Не смейся, не дивися мне в недоуменье детски-грубом, что перед этим дряхлым дубом я вновь стою по старине. Немного листьев на челе больного старца уцелели; но вновь с весной прилетели и жмутся горлинки в дупле". Тут поэт не договаривает того, что сам он подобен дряхлому дубу, жизнерадостные мечты в его сердце - горлинкам в дупле; читатель должен сам догадаться об этом - и читатель догадывается легко и с удовольствием, так как стилистический лаконизм Фета тесно связан с поэтическим символизмом, т. е. с красноречивым языком образов и картинных параллелей. Второе достоинство Фета как лирика, тесно связанное с его символизмом, это - его аллегоризм, т. е. умение, точно обозначив в заглавии предмет песнопения, подбирать к нему удачные поэтические сравнения, оживляющие интерес к прозаическому явлению; примеры - стихотворения "На железной дороге" (сравнение железнодорожного поезда с "огненным змеем") и "Пароход" (сравнение парохода с "злым дельфином"). Третья добродетель великого лирика - умение небрежно набрасывать слова, картины и образы, не связывая их стилистически, в полной уверенности, что внутренняя связь даст в результате то, что называется настроением; общеизвестные примеры: "шепот... робкое дыханье... трели соловья"... и т. д. и "чудная картина, как ты мне родна: белая равнина... полная луна"... и т. д. Такие стихотворения особенно удобны для музыки, а именно для романса. Неудивительно, что, с одной стороны, Фет целый разряд своих стихотворений обозначил словом "мелодии", а с другой стороны, многие стихотворения Фета иллюстрированы музыкой композиторами русскими ("Тихая звездная ночь", "На заре ты ее не буди", "Не отходи от меня", "Я тебе ничего не скажу", музыка Чайковского, и т. д.) и иностранными (та же "Тихая звездная ночь", "Шепот, робкое дыханье" и "Я долго стоял неподвижно", музыка госпожи Виардо). Четвертое положительное качество лирики Фета - его версификация, ритмически разнообразная, благодаря разнообразию в числе стоп одного и того же размера (пример: "Тихо вечер догорает" - 4-стопный ямб, "Горы золотые" - 3-стопный и т. д., в том же порядке) и с удачными попытками новаторства в комбинации двухсложных размеров с трехсложными, например, ямба с амфибрахием, что давно уже практикуется в немецком стихосложении, теоретически допускалось у нас на Руси уже Ломоносовым, но в русском стихосложении до Фета встречалась очень редко (пример из "Вечерних огней", 1891 г.: "Давно в любви отрады мало" - 4-стопный ямб - "без отзыва вздохи, без радости слезы" - 4-стопный амфибрахий и т. д. в том же порядке). Все названные достоинства присущи всей вообще области Фетовской оригинальной лирике, независимо от ее содержания. Иногда, однако, Фет теряет чувство меры и, обходя Сциллу чрезмерной ясности и прозаичности, попадает в Харибду чрезмерной темноты и поэтической напыщенности, игнорируя завет Тургенева относительно того, что "недоумение - враг эстетического наслаждения", и забывая, что в словах Шиллера о мудром умалчивании надо подчеркивать слово "мудрое" и что Аристотелевское "наслаждение мышлением" исключает головоломную работу над стихами-шарадами и стихами-ребусами. Например, когда в "Вечерних огнях" Фет, воспевая красавицу, пишет: "Налету весенних порывов подвластный, дохнул я струей и чистой и страстной у пленного ангела с веющих крыл", то невольно вспоминаются слова Тургенева в письме в Фету 1858 г.: "Эдип, разрешивший загадку Сфинкса, завыл бы от ужаса и побежал бы прочь от этих двух хаотически-мутно-непостижимых стихов". Об этих неясностях Фетовского стиля следует упомянуть уже потому, что им подражают русские декаденты. По содержанию своему, оригинальная поэтика Ш. может быть подразделена на лирику настроений: 1) любовных, 2) природных, 3) философских и 4) социальных. Как певец женщины и любви к ней, Фет может быть назван славянским Гейне; это Гейне незлобивый, без социальной иронии и без мировой скорби, но столь же тонкий и нервный, и даже еще более нежный. Если Фет часто говорит в своих стихах о "благоуханном круге", окружающим женщину, то и его любовная лирика - тесная область благоуханий, идеалистической красоты. Трудно вообразить себе более рыцарственно-нежное поклонение перед женщиной, чем в стихах у Фета. Когда он говорит усталой красавице (в стихотворении: "На двойном стекле узоры"): "Ты хитрила, ты скрывала, ты была умна: ты давно не отдыхала, ты утомлена. Полон нежного волненья, сладостной мечты, буду ждать успокоенья чистой красоты"; когда он, видя влюбленную чету, чувства которой не поддаются выражению, с живейшим волнением восклицает (в стихотворении "Она - ему образ мгновенный", 1892): "Да кто это знает, да кто это выскажет им?"; когда трубадур поет с бодрым весельем утреннюю серенаду: "Я пришел к тебе с приветом" и с тихой нежностью вечернюю серенаду "Тихо вечер догорает"; когда он с истеричностью страстно влюбленного заявляет своей возлюбленной (в стихотворении "О, не зови!"), что ей не надо звать его словами: "И не зови - но песню наудачу любви запой; на первый звук я, как дитя, заплачу, и - за тобой!"; когда он зажигает перед женщиной свои "вечерние огни" "коленопреклонный и красотой умиленный" (стихотворение 1883 г. "Полонянскому"); когда он же (в стихотворении "Если радует утро тебя") просит деву: "подари эту розу поэту" и обещает ей в обмен вечно-душистые стихи, "стихе умиленном найдешь эту вечно-душистую розу", - возможно ли тогда не восхищаться этой любовной лирикой, и не готова ли повторить, читая Фета, благодарная русская женщина восклицание Евы в "Нюрнбергских мейстерзингерах" Рихарда Вагнера, увенчивающей лаврами своего трубадура, Вальтера: "Никто, кроме тебя, не может домогаться любви с таким обаянием!" ("Keiner, wie du, so suss zu werben mag!"). Удачных любовно-лирических стихотворений у Ш. очень много; их можно считать чуть ли не десятками. Большой знаток и ценитель природы вообще и русской в особенности, Фет создал целый ряд шедевров и в сфере лирики природных настроений; эту лирику следует искать у него под рубриками "Весна. Лето. Осень. Снега. Море". Кому не известны по хрестоматиям стихотворения "Печальная берега у моего окна", "Теплый ветер тихо веет, жизнью свежей дышит степь", "На Днепре в половодье" ("Светало. Ветер гнул упругое стекло")? А сколько еще у Фета стихотворений менее известных, но подобных же и не худших! Природу он любит во всей ее совокупности, не только пейзаж, но и царство растительное, и животное во всех деталях; поэтому у него так хороши стихотворения "Первый ландыш", "Кукушка" (1886) и "Рыбка" ("Тепло на солнышке", известна по хрестоматиям). Разнообразие природных настроений у Фета поразительно; ему одинаково удаются и осенние картинки (например "Хандра", с заключительными ее стихами: "Над дымящимся стаканом остывающего чаю, слава Богу! понемногу, будто вечер, засыпаю".) и весенняя (например, "Весна на дворе", с оптимистическим заключением: "В эфире песнь дрожит и тает, на глыбе зеленеет рожь - и голос нежный напевает: еще весну переживешь!"). В области этого рода лирики Фет стоит наравне с Тютчевым , этим русским пантеистом или, точнее, панпсихистом, одухотворяющим природу. Заметно ниже Тютчева Фет в своих лирических стихотворениях, посвященных философским созерцаниям; но искренно религиозный поэт, писавший свои "воспоминания" с целью проследить в своей жизни "перст Божий", в "Вечерних огнях" дал несколько прекрасных образцов отвлеченной философски-религиозной лирики. Таковы стихотворения "На корабле" (1857), "Кому венец: богине ль красоты" (1865), "Не тем Господь могуч, непостижим" (1879), "Когда Божественный бежал людских речей" (1883), "Я потрясен, когда кругом" (1885) и т. д. Характерно для поэтики Фета следующее различие между ним и Лермонтовым : в стихотворении "На воздушном океане" (в "Демоне") Лермонтов воспевает байроническое бесстрастие небесных светил, в стихотворении "Молятся звезды" (в "Вечерних огнях") Фет воспевает кроткое и христиански-религиозное сострадание звезд к людям ("Слезы в алмазном трепещут их взоре, - все же безмолвно горят их молитвы"); у Лермонтова есть мировая скорбь, у Фета - лишь мировая любовь. Эта мировая любовь Фета, однако, не глубока, ибо она не в силах объять человечество и современно Ш. русское общество, волновавшееся в 1860-е годы широкими, до известной степени общечеловеческими вопросами. Социальная лирика Фета очень слаба. Вместе с Майковым и Полонским он решил вовсе игнорировать гражданскую поэзию, провозглашая ее парией среди других родов лирики. Поминалось всуе имя Пушкина ; проповедовалась теория "искусства для искусства", совершенно произвольная, отождествлявшая с "искусством для искусства" искусство без социальной тенденции, без социального содержания и значения. Фет разделил это печальное заблуждение: "Вечерние огни" оказались снабженными совершенно непоэтическими предисловиями на темы об "искусстве для искусства", а в "Стихотворениях на случай" зазвучали резкие отголоски Катковских передовиц. В стихотворении "К памятнику Пушкина" (1880) Ш., например, так характеризует современное ему русское общество: "Торжище... где - гам и теснота, где здравый русский смысл примолк, как сирота, всех громогласней - там, убийца и безбожник, кому печной горшок - всех помыслов предел!". В стихотворении "Перепел" (1885) Ш. хвалит "умную" литературную "синичку", которая "тихо и умно сжилась с "железной клеткой", тогда как "перепел" от "железных игол" себе "только лысину напрыгал"! Особое, не очень значительное место в литературной деятельности Ш. занимают его многочисленные переводы. Они отличаются дословностью, но слог их значительно напряженнее, искусственнее и не правильнее, чем в оригинальной лирике Фета. Ш. упустил из виду основной прием лучшего из русских стихотворных переводчиков, Жуковского : переводить мысль, а не выражение подлинника, заменяя эти выражения равносильными, но составленными в духе русского языка; Жуковский этим приемом достигал легкости и грации своего переводного стиха, почти не нуждавшегося в комментариях, которыми Фет слишком уж обильно уснащает свои переводы античных классиков. Тем не менее это все-таки лучшие стихотворные переводы из всех других, имеющихся на русском литературном рынке и посвященных истолкованию тех же авторов. Особенно известны Фетовские переводы Горация, которого Ш. переводил видимо con amore, смакуя эпикурейскую поэзию античного лирика-помещика и мысленно проводя параллели между идиллическим благодушечаньем Горация и собственным деревенским житьем-бытьем. Обладая отличным знанием немецкого языка, Ш. очень успешно перевел Шопенгауэра и "Фауста" Гете. В итоге, лучшая часть оригинальной лирики Фета обеспечивает за ним весьма видное место не только в русской, но и в западноевропейской поэзии XIX века. Лучшие статьи о Фете: В.П. Боткина (1857), Владимира Соловьева ("Русское Обозрение", 1890, № 12) и Р. Дистерло (в том же журнале). Всеволод Чешихин.<br>... смотреть
(3.02.1879— 14.03.1915), штабс-капитан, общественный деятель, член Совета Русского Собрания (РС), член Устроительного Совета Всероссийских Съездов от РС. Представитель старинной дворянской фамилии. По окончании Пажеского корпуса (1898) поступил в полевую конную батарею, затем служил в конно-горном дивизионе и в л.-гв. Артиллерийской бригаде. Незадолго до начала Русско-японской войны поступил в Александровскую Военно-юридическую академию, но с началом войны добровольцем отправился в действующую армию в составе Кавказской бригады. По окончании войны вышел в отставку, занявшись сельским хозяйством. С началом революционной смуты стал активным участником право-монархического движения. Член Кружка дворян верных присяге, Русской Монархической Партии, Союза Русского Народа. Состоял членом комиссии Русского Народного Союза им. Михаила Архангела по подготовке к изданию книги к 300-летию Дома Романовых, но особенную активность проявил как член РС. 11 марта 1912 был избран членом Совета РС, в котором состоял вплоть до 1914. От РС Шеншин был избран в состав Устроительного Совета Всероссийских Съездов, в 1912–1914 претендовавшего на то, чтобы считаться руководящим органом правомонархического движения. С началом Первой мировой войны оставил мирные занятия и поступил в ряды Конно-артиллерийской бригады, воевал в звании штабскапитана во 2-м л.-гв. Павлоградском полку. Незадолго до гибели по просьбе одного из командиров перешел в пехоту. 14 марта 1915 было жаркое дело. Позиция, которую защищал штабс-капитан Шеншин, переходила из рук в руки, а когда была взята окончательно, его нашли мертвым среди своих солдат, он погиб в рукопашном бою. Похоронен с почестями в родовом имении Волково Мценского у. Орловской губ. Шеншин был женат на Наталье Сергеевне урожденной гр. Коновницыной, дочери убитого 23 апр. 1906 во время покушения на Ф. В. Дубасова гр. С. Н. Коновницына, внучатой племяннице гр. А. И. Коновницына и гр. Э. И. Коновницына. Лит.: Некролог // Вестник Союза Русского Народа. 1915. № 214; Правые партии. 1905–1917. Документы и материалы. В 2-х тт. / Сост., вст. ст., коммент. Ю. И. Кирьянова. Т. 2. М., 1998. А. Степанов... смотреть
Шеншин, Василий — сотр. «Телескопа» (1834)Псевдонимы: Ст. В. Ш.Источники:• Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных д... смотреть
ШЕНШИН Василий Никанорович [17(28).04.1784 – 16(28).05.1831], российский военачальник, генерал-лейтенант (1826), генерал-адъютант (1825).Происходил из... смотреть
ШЕНШ́́ИН Владимир Александрович (1814—73), друг Л.; орловский помещик, с 1841 поручик. Н. Бродский ошибочно полагал, что Ш. не был студентом Моск. ун-т... смотреть
25.07.1897 (Пенза) - 16.11.1944 (Белград). График. В 1920 приехал в Белград с потоком беженцев. Работал служащим, затем полностью посвятил себя рисованию. Иллюстрировал книги, рисовал рекламу, сотрудничал в белградских газетах «Весели четвртак» и «Зорица». В 1937 женился на Марии Глебовой. В 1937-41 создал около двадцати комиксов для журналов «Мика Миш», «Мали забавник» и «Миюуево царство»: «Собор Парижской Богоматери» (по роману В. Гюго, 1939), «Бравый солдат Швейк» (по роману Я. Гашека, 1940), серия (по собственным сюжетам) о приключениях корреспондента Ральфа Стеди: «Маньчжурия в пламени » (1937), «Легионер смерти» (1937-38), «Тайна замка Бакон» (1940). Во время немецкой оккупации Белграда работал для книжного издательства «Юго-Восток», иллюстрировал сказки братьев Гримм и Г. X. Андерсена, сербские народные сказки и произведения для юношества.... смотреть
ШЕНШ́́ИН Николай Семенович (1813—35), товарищ Л. по Моск. ун-ту (поступил на словесное отделение в авг. 1830). Вместе с А. Д. Закревским, В. А. Шеншины... смотреть